585В единственной оставшейся под рукой книге слишком мало страниц до конца. От Чхве несет дымом и гарью, как будто последние сутки он провел в крематории, непозволительно спокойный для самого главного дня в своей жизни. Липовый чай слишком пресен, ни холоден, ни горяч. Можно было бы подняться на какую-нибудь крышу повыше с чабанью и доской для го. Можно было бы нарвать ромашек и смешаться с толпой в ожидании полиции. Вместо этого – безвкусный разговор, сухой бисквит, время на исходе.
- Не люблю сладкого, - говорит Макисима, пока они ждут лифта в двадцати этажах от земли, в двадцати километрах от министерства здравоохранения. Чхве удивленно оглядывается на него. - Тогда зачем… - Чтобы лучше запомнить. Хотя вряд ли у меня будет много времени, чтобы забыть.
От Чхве исходит уверенность, теплая и упругая, как змея на ощупь. При желании, на ней можно повеситься. Он не понимает, зачем так говорить перед операцией. Он не понимает, зачем гладить его по щеке. Он не понимает до тех самых пор, пока еще может говорить, а потом еще немного не понимает молча.
Но между пятнадцатым и четырнадцатым он останавливает лифт и мягко отстраняется: - Я не хочу быть следующим, - как будто это что-то меняет. Слишком поздно, мог бы ответить Макисима. Выстрел уже прогремел, я патрон, а ты – гильза, мы слишком долго были вместе, но нам не по дороге, куда бы я ни попал. - Подумать только, - улыбается Макисима. - Город в огне, мы штурмуем Сибил, и это - все, чего ты боишься? - Все остальное у меня предусмотрено, - пожимает плечами Чхве. И тянется к кнопке, но Макисима успевает накрыть ее ладонью. - Двадцать минут, - сухие слова дерут горло, как крошки. - Они ничего не изменят. - Ты обещаешь?
Он врет.
...
Лифт шатается.
...
Чхве стонет и прикусывает его плечо прямо сквозь рубашку.
...
Растрепанные, с блестящими глазами, задыхающиеся, впечатавшиеся друг в друга, как чернила в бумагу. - Мы уже не способны любить, - шепчет Макисима. - Но любим тех, кто любит. Чхве гладит его по волосам, первый раз в жизни, так естественно, будто делает это каждый день в лифте, застрявшем между замыслом и воплощением, между порывом и поступком. - Это первые симптомы болезненного страха перед городским одиночеством, - отвечает мертвый Гибсон шершавым языком живого Чхве, оставляющим влажный след на ключице, так похожий на арабскую вязь. - Да, - на споры с мертвецами нет времени, - пожалуй, - подаваясь вперед, цепляясь за плечи, вжимаясь в бедра, обнимая так крепко, что суставы хрустят. Закрывая глаза и слыша, как трещит скорлупа, под которую, если постараться, можно забраться, не разлив желтка. Измотанные, шепчущие неразборчиво каждый свое, намертво приклеенные друг к другу липким потом и спермой.
...
Перед тем, как умереть, очень важно почувствовать боль.
...
Свежий воздух - как плевок в лицо, со всех сторон надрываются сирены. Чхве косится на криво заправленную рубашку и медлит перед тем, как садиться в машину. - Ничего не изменилось, - подтверждает он. Как будто кто-то у него спрашивал. - Тебе понравилось? - Не знаю. Подумаю об этом, когда закончим. Воздух кипит, обжигает щеки. Бить по капоту глупо, а Чхве слишком далеко. Между ними - полметра, машина, Сибил, слишком много, чтобы удержать в руках едва ощутимое нечто, хрупкое и горячее, изо всех сил пытающееся научиться дышать, но не имеющее для этого ни органов, ни сил, с каждым лишним словом протекающее сквозь пальцы. - Звезды похожи на засохшие желтки, - бросает Макисима, ныряя в салон. Читать больше не хочется, но страницы сами мелькают на ветру, и вот перед глазами уже эпилог, в котором героям, согласно законам жанра, неизбежно приходится разделиться.
как это ужасно трогательно и все-таки грустно, что по всем законам жанра им никак не быть вместе. и что, как бы там ни было, они говорят на разных языках. спасибо, автор, вы ахуенны. не з.
-
-
05.04.2013 в 13:41-
-
05.04.2013 в 14:07спасибо, автор, вы ахуенны.
не з.
-
-
05.04.2013 в 14:30Ну, в смысле, замечательно, конечно.
Не заказчик.
-
-
05.04.2013 в 14:32Так нежно... и так до слез жалко.
Спасибо вам огромное)
не з.